Уэстлейк Дональд - Пижона-В Расход
ДОНАЛЬД УЭСТЛЕЙК
ПИЖОНА — В РАСХОД
* * *
Вечер тянулся долго, как всегда бывает по вторникам. Последним номером программы были «Высокие горы», а парочка поклонников Вогарта найдется везде.
По правде сказать, я и сам его поклонник, а посему решил, что не буду закрывать лавочку до конца фильма, а потом запру заведение и отправлюсь наверх, на боковую. Время близилось к двум часам, и у меня осталось только двое посетителей, оба завсегдатаи. Оба сидели за стойкой.
Оба пялились в телевизор, оба тянули пиво. Я стоял в дальнем конце стойки, сложив руки поверх белого передника, и тоже пялился в телевизор. Рекламный ролик.
То ли один, то ли оба посетителя попросили налить по второй. Сам я на работе не пью, стало быть, мне не полагалось ни второй, ни первой.
Мое имя — Чарлз Роберт Пул. Все зовут меня Чарли. Чарли Пул. Ну вот, теперь и вы знаете.
«Высокие горы» кончились тем, что полицейский уложил Вогарта выстрелом в спину, и развеселая компания Иды Люпин больше не могла строить ему козни.
Я произнес:
— Ладно, господа, пора допивать. Спать что то хочется.
Эти двое были нормальными парнями, не то что иные из тех, которые заглядывают по выходным и хотят, чтобы ночь никогда не кончалась. Они допили пиво, сказали: «Спокойной ночи, Чарли», и вышли вон, сделав мне ручкой.
Я помахал в ответ, тоже пожелал им доброй ночи, сполоснул их кружки, поставил на сушилку, и тут дверь открылась снова. Вошли двое парней в костюмах и пальто застегнутых на все пуговицы. Было видно, что они в белых сорочках и при галстуках.
Нечасто узреешь такое в баре в Канарси в половине третьего ночи со вторника на среду.
Я сказал:
— Извините, господа, мы закрываемся.
— Все в порядке, племянничек, — отозвался один из парней. Они подошли к стойке и взгромоздились на табуреты.
Я воззрился на них. Оба разглядывали меня и ухмылялись. На вид — крутые ребята. Я узнал обоих — это были дружки моего дяди Эла.
И тот и другой уже заходили ко мне, оставляли либо забирали когда сверток, когда какую нибудь записку.
— Ой, а я то вас поначалу и не признал, — сказал я.
Тот из них, который взял на себя ведение переговоров, ответил:
— Так ты нас знаешь, не правда ли, племянничек? Я хочу сказать — знаешь в лицо. Я прав?
Это их «племянничек» было чем то вроде шутливой подначки. Дружки дяди Эла все время так меня называли. Это значило, что я не считаюсь настоящим членом организации и имею работу лишь благодаря дядюшке Элу, а без него, вероятно, подох бы с голоду.
Я понял, что имел в виду этот парень, когда назвал меня «племянничком», но ничуть не обиделся. Во первых, эти двое, как и другие ребята из организации, были крутыми парнями, подлыми и мерзкими злодеями.
Во вторых, против правды не попрешь, а это была правда: лень раньше меня родилась, и вот уже двадцать четыре года я живу лодырем. И уже давно отдал бы концы, не будь дяди Эла и этой работы в баре. Так зачем лезть в бутылку только потому, что человек называет тебя «племянничком»?
Поэтому я просто сказал:
— Конечно, я вас знаю. Вы уже как то заходили.
Второй парень процедил:
— Слышь, он нас узнает...
— Как не узнать, — ответил первый. — Мы уже как то заходили.
Жизнь вечно подделывается под искусство. И все же я готов был биться об заклад, что ни один из них никогда не читал Хемингуэя.
— Чем могу служить? — спросил я, надеясь, что они просто принесли какой нибудь сверток для передачи и сейчас уйдут. Я устал. Кабы не эти «Высокие горы», я прикрыл бы лавочку уже в час ночи.
— Да уж кое чем можешь, племянничек, — ответил первый
